Форум » Архивы посиделок в трактирах и у разбойничьих костров » Под звуки лютни » Ответить
Под звуки лютни
Бертран де Шалон: До этого мы "пели" прямо во флуде, но мне кажется есть смысл асоциативную поэзию выкладывать отдельно.
Годфруа Вандомский: Письмо, украдкой сунутое доблестным сэром Гаем Гисборном в почтовую сумку ноттингемского гонца Дорогой мой дедушка, сэр Константин Макарэ, Нынче снова погоды осенние на дворе. Снова шериф спросонок ругается на заре, Если вдруг встанет рано. Впрочем, он спит подолгу. А я всегда поутру Строем солдат вывожу и устраиваю муштру. Стыло кольчуга сталью звякает на ветру И на душе погано. Из лесу, тоже рано, доносится дробный стук. Может, конечно, дятел, а может быть – братец Тук. Хлебом его не корми, дай треснуть кого вокруг Палкою разудало. Черт с ним, с тем самым Туком, главное Робин Гуд. Я их ловить пытался. Что там, напрасный труд. Сами тебя поймают и мордою в грязь макнут, Как уж не раз бывало. Надо б крутые меры, беда -- мешает шериф. Не признает, собака, местных инициатив. Он вообще ужасно вздорен, груб и сварлив, И ни дня без капризов. Я вот намедни думал – устрою ему сюрприз, Чтобы всю эту шайку выкурить леса из. Он же от лютой злобы чуть меня не загрыз: Мол, не люблю сюрпризов. Еще издевается, вражина. Думать, мол, не моги. Оставь, мол, это занятие тем, у кого мозги. А солдатня гогочет. Прямо хоть сам беги К этому, к Робин Гуду. Не побегу, конечно. Там сущие дикари. Грубые и снаружи и, что хуже, внутри. Дедушка, миленький, богом молю – забери Ты уж меня отсюда. (c) LJ user dvornyagka
William De Bellem: Loreena McKennitt Skellig O light the candle, John The daylight has almost gone The birds have sung their last The bells call all to mass Sit here by my side For the night is very long There's something I must tell Before I pass along I joined the brotherhood My books were all to me I scribed the words of God And much of history Many a year was I Perched out upon the sea The waves would wash my tears, The wind, my memory I'd hear the ocean breathe Exhale upon the shore I knew the tempest's blood Its wrath I would endure And so the years went by Within my rocky cell With only a mouse or bird My friend; I loved them well And so it came to pass I'd come here to Romani And many a year it took Till I arrived here with thee On dusty roads I walked And over mountains high Through rivers running deep Beneath the endless sky Beneath these jasmine flowers Amidst these cypress trees I give you now my books And all their mysteries Now take the hourglass And turn it on its head For when the sands are still 'Tis then you'll find me dead O light the candle, John The daylight is almost gone The birds have sung their last The bells call all to mass
Роджер де Квинси: Песня на три стороны Леса, и холмы, и болотистый дол - Из этих краев я бы век не ушел! И сам я не ведаю, что мне милей: болота, холмы или сумрак ветвей. Я сердце оставил в чащобе глухой, Меж юной рябиной и старой ольхой, зарыл под корнями, укрыл точно клад - И дикие стебли его сторожат. Я мыслям позволил бродить без забот по тропам и травам бескрайних болот, Где зелен тростник и лепечут ручьи - На волю я выпустил мысли свои. А душу я отдал холмам вековым - Их спинам зеленым, бокам меловым... Где волны шумят и пасутся стада, Осталась душа моя там навсегда! Р. Киплинг
William De Bellem: О да, Киплинг!!! Как же я забыл?! Тысячу благодарностей, мессир!!! ГИМН ДЕРЕВЬЯМ В Старой Англии, как нигде, Зеленый лес прекрасен, Но всех пышней и для нас родней Терновник, Дуб и Ясень. Терновник, Ясень и Дуб воспой (День Иванов светел и ясен), От всей души прославить спеши Дуб, Терновник и Ясень. Могучий тис ветвями повис -- Лучше всех эти ветки для лука. Из ольхи башмаки выходят легки, И круглые чаши -- из бука. Но подметки протрешь, но вино разольешь, Хоть твой лук был в бою ненапрасен. И вернешься опять сюда воспевать Дуб, Терновник и Ясень. Вяз, коварный злодей, не любит людей; Он ветров и бурь поджидает, Чтобы ради утех сучья сбросить на тех, Кто тени его доверяет. Но путник любой, искушенный судьбой, Знает, где его сон безопасен, И, прервав дальний путь, ляжет он отдохнуть Под Терновник, Дуб или Ясень... Нет, попу не надо об этом знать, Он ведь это грехом назовет, -- Мы всю ночь бродили по лесу опять, Чтобы вызвать лета приход. И теперь мы новость вам принесли: Урожай будет нынче прекрасен, Осветило ведь солнце с южной земли И Дуб, и Терновник, и Ясень. Терновник, Ясень и Дуб воспой (День Иванов светел и ясен)! До последних дней пусть цветут пышней Дуб, Терновник и Ясень. НАШИ ПРЕДКИ Наши предки знавали целебные травы: Боль облегчить и болезни лечить. Травы лечебные, не для забавы -- Сколько могли их в полях различить! Фиалковый корень, валериана, Кукушкины слезки -- выбор велик. Звали так звонко их, нежно и странно: Рута, вербена и базилик. Все травы, что лезли из влажной земли, Предкам полезными быть могли. Наши предки знавали массу историй, Легенд о связи трав и планет. Подчинялся Марсу фиалковый корень, Солнцу -- подсолнух и первоцвет. Праотцы вычисляли сферы, Для каждой планеты свой час наступал. Хозяйка розы, конечно, Венера, Юпитер дубом всегда управлял. Есть об этом в старинной книге рассказ, Наши предки его донесли до нас. Наши предки знали о жизни так мало, Так мало знали в прежние дни. Их леченье, бывало, людей убивало, И в ученье своем ошибались они. "Причину болезни в небе ищите, -- Они повторяли вновь и вновь. -- Ставьте пиявок -- кровь отворите, Пиявок ставьте -- пускайте кровь". Был метод несложен, был метод лих -- Но сколько ошибок случалось у них! Но если, и травы презрев, и планеты, Болезнь наводняла нашу страну -- Твердой рукой они брали ланцеты И какую бесстрашно вели войну! Кресты на дверях начертаны мелом, Объезжал фургон с мертвецами дворы, А предки своим были заняты делом -- Как отважны были они и храбры! Не знаньем, а только отвагой сильны, Не страшились предки неравной войны. Если верно Галеново утвержденье (Мог бы его Гиппократ подтвердить), Что к мертвому прошлому прикосновенье Сомненье в себе помогает изжить, -- Высокие травы, сжальтесь над нами, Смилуйтесь, звезды в небе ночном! Наверно, мы слишком много познали, Но успех не только в знанье одном. Припадем мы к земле, воскричим небесам: "Наших предков отвагу пошлите нам!" ЖЕЛЕЗО Перевод О. Мартыновой (для мессира де Куинси) "Золото - хозяйке, служанке - серебро, Медь - мастеровому, чье ремесло хитро". Барон воскликнул в замке: "Пусть, но все равно Всем Железо правит, всем - Железо одно!" И он восстал на Короля, сеньора своего, И сдаться он потребовал у крепости его. "Ну нет! - пушкарь воскликнул, - не так предрешено! Железо будет править, всем - Железо одно!" Увы баронову войску, пришлось ему в поле лечь, Рыцарей его верных повыкосила картечь, А Барону плененье было суждено, И правило Железо, всем - Железо одно! Но милостиво спросил Король (о, милостив Господин!): "Хочешь, меч я тебе верну и ты уйдешь невредим?" "Ну нет, - Барон ответил, - глумленье твое грешно! Затем что Железо правит, всем - Железо одно!" "Слезы - боязливцу, молитва - мужику, Петля - потерявшему корону дураку". "Тому, кто столько отдал, надежды не дано - Должно Железо править, всем - Железо одно!" Тогда Король ответил (немного таких Королей!), "Вот мой хлеб и мое вино, со мною ты ешь и пей, Я вспомню, пока во имя Марии ты пьешь вино, Как стало Железо править, всем - Железо одно!" Король Вино благословил, и Хлеб он преломил, И на руках своих Король свой взор остановил: "Взгляни - они пробиты гвоздьми давным-давно, С тех пор Железо и правит, всем - Железо одно!" "Раны - безрассудным, удары - гордецам, Бальзам и умащенье - разбитым злом сердцам". "Твой грех я искупаю, тебе спастись дано, Должно Железо править, всем - Железо одно!" Доблестным - короны, троны - тем, кто смел, Престолы - тем, кто скипетр удержать сумел". Барон воскликнул в замке: "Нет, ведь все равно Всем Железо правит, всем - Железо одно! Святое Железо Голгофы правит всем одно!" И второй вариант этого же ХОЛОДНОЕ ЖЕЛЕЗО Золота - хозяйке, служанке - серебра, Медь - мастеру искусному для пользы и добра. "Но лишь одно железо,- в замке сказал барон,- Холодное железо всем правит с давних времен". Барон возглавил войско на боевом коне И поднял против короля мятеж по всй стране. "Нет!- пушкарь воскрикнул, слыша битвы звон,- Холодное железо сильнее с давних времен". Не одолело войско королевских стен: Летели стрелы градом, барон захвачен в плен. В королевском замке в темницу брошен он. Холодное железо решило так с давних времен. Но король ему ведет такую речь: "Что если отпущу тебя, верну тебе твой меч?" "Нет,- барон ответил.- Выход такой смешон. Холодное железо всем правит с давних времен". "Слезы - для труса, для шута - мольбы. Для слабой шеи - петля и гладкие столбы. Потерял я много, надежды я лишен. Холодное железо нами правит с давних времен". Все же король его пригласил - где такие теперь короли? "Вот хлеб, вот вино - ужин со мной раздели. Воимя Марии пей и ешь, обсудим с тобой без препон, Как холодное железо всем правит с давних времен". Он хлеб и вино благословил - и хлеб преломил потом. И собственной рукой протянул, заботясь о госте своем. "Смотри, от гвоздей на ладонях раны, так что верен закон: Холодное железо правит в мире с давних времен". Отчаянному - раны, а синяки - силачам. Тому, кто от битвы устал - целительный бальзам. Вину твою забуду, мною ты прощен. Холодное железо нами правит с давних времен. Железо Голгофы нами правит с давних времен. Киплинг
William De Bellem: Киплинг САМАЯ СТАРАЯ ПЕСНЯ Потому что прежде Евы была Лилит. Предание "Этих глаз не любил ты и лжешь, Что любишь теперь и что снова Ты в разлете бровей узнаешь Все восторги и муки былого! Ты и голоса не любил, Что ж пугают тебя эти звуки? Разве ты до конца не убил Чар его в роковой разлуке? Не любил ты и этих волос, Хоть сердце твое забывало Стыд и долг и в бессилье рвалось Из-под черного их покрывала!" "Знаю все! Потому-то мое Сердце бьется так глухо и странно!" "Но зачем же притворство твое?" "Счастлив я - ноет старая рана". Эх... не по эпохе, но не могу не добавить. У КАМИНА (Николай Гумилев) Наплывала тень... Догорал камин, Руки на груди, он стоял один, Неподвижный взор устремляя вдаль, Горько говоря про свою печаль: "Я пробрался в глубь неизвестных стран, Восемьдесят дней шел мой караван; Цепи грозных гор, лес, а иногда Странные вдали чьи-то города, И не раз из них в тишине ночной В лагерь долетал непонятный вой. Мы рубили лес, мы копали рвы, Вечерами к нам подходили львы. Но трусливых душ не было меж нас, Мы стреляли в них, целясь между глаз. Древний я отрыл храм из-под песка, Именем моим названа река. И в стране озер пять больших племен Слушались меня, чтили мой закон. Но теперь я слаб, как во власти сна, И больна душа, тягостно больна; Я узнал, узнал, что такое страх, Погребенный здесь, в четырех стенах; Даже блеск ружья, даже плеск волны Эту цепь порвать ныне не вольны..." И, тая в глазах злое торжество, Женщина в углу слушала его.
Роджер де Квинси: William De Bellem Благодарен, мессир! Не могу не кинуть третий перевод "Хладного железа". Золото - хозяйке, серебро - слуге. Медяки - ремесленной всякой мелюзге. "Верно, - отрубил барон, нахлобучив шлем. - Но хладное железо властвует над всем". Полностью выкладывать не буду, потому что эту вещь намерен периодически цитировать в постах. Так чтоб не повторяться Общая мысль понятна.
Блямс: Все про рыцарей да про рыцарей... а про нас, шутов, никто не споет? СКАЗОЧНИК ДУРАЦКАЯ ПЕСНЯ Тем, кто сверху, вечно сладко; те, что снизу - ни гу-гу. Всё-то шепчутся украдкой, всё-то жизни берегут! Двери в ад всегда открыты, рисковать ли головой? Хоть не сытый, да не битый; хоть побитый, да живой! Говорить возможно много лишь поэтам да шутам. А иным в петлю дорога или к пыточным столбам. По заслугам и награда - что захочешь, выбирай. Что поэту хуже ада, то для лавочника - рай. Кинут кости, как собачке, за умение "служить", А в придачу к той подачке - право правду говорить; Пусть замазывает пятна верноподданная ложь, Ну, а я возьму да брякну, с дурака чего возьмешь! Если ты не в меру весел, а сказать попроще - шут, То за правду не повесят - лишь пощечину дадут! Говорить мне можно вволю правду горькую в лицо. Дураком быть хорошо ли? Только лучше ль - подлецом? Дураком быть хорошо ли? Только лучше ль - мертвецом? Дураком быть хорошо ли?..
Годфруа Вандомский: Что-то везет мне в сети на Шервудский креатив ))) I Дорога то вправо, то влево, то наверх, то снова под гору, Как строка под рукой подвыпившего монаха. На пригорке – коза с профилем королевы Элеоноры, На кусту – то ль стервятник, то ль какая иная птаха. Карета скрипит на ухабах. Как однажды заметил кто-то, Дураки да дороги – всюду явления одного порядка. Вокруг кареты – солдаты. Кажется, целая рота. В гору – шагом, под гору бегом. Надоевшая, но зарядка. Порой из кареты доносится не совсем мелодичный храп, Порой – выражения, от которых зажали бы уши дамы. Кучер ворчит: «Креста постыдился хотя б». И монах все тянет и тянет строку – как из тела душу. II Аббат отличается от солдата толщиной брюха, величием духа, понятиями о том, что грешно, а что свято. Солдат отличается от командира пешим передвижением, манерами и выражением, зыбкостью грани, что отличает вояку от дезертира. И только эти деревья – за рядом ряд, одинаковы и не вызывают ни в ком интереса. Лес ничем не отличается от леса. Хотя бы на первый взгляд. III Разговоры в карете «Аббат, а вы помните место из блаженного Исидора...» «Какое? Кстати о месте – передайте пирог с каплунами. Хороши также голуби в тесте...» «Не знаете, Шервуд скоро?» «Не все ли равно, каноник? Как вы бледны... Что с вами?» Разговоры вокруг кареты «Говорят, мол, меч – молодец» «А слыхали, братцы, что тут... «А потом я ему кааак дам...» «Ты? Помалкивал бы, герой...» «Как зовут-то его?» «То ли Бэд, то ли Симпл, то ли даже Гуд, То ли...» «Ну-ка, заткнулись! Разговорчики! Держим строй!» Разговоры еще более вокруг кареты «Я тоже думал – в монахи... но прикинул, эта тонзура...» «Да, тонзура, она бы ладно, встать к полунощной – тут хоть плачь...». «А по мне, дайте добрый меч, ведь стрела, как известно, дура....» «Ну а Робин?» «Ну, он, конечно...» «Тише, едут!» «Не ерзай, Мач». IV Когда аббат не приедет в форт ни в назначенный час, ни позже, шериф Ноттингемский произносит «Черт!» Гай Гисборн, подумав, тоже. Оба не так уж и правы – чаща, она Полна крепких молодцев в куртках линкольнского сукна. Повстречавши их, слишком поздно кричать «Вот те на!» Но не станешь же расспрашивать березу или там ель О том, что было, когда стрела со свистом попала в цель. И шериф, уже зная, что будет дальше, уныло готовит кошель.
Рене Шанталь: Годфруа Вандомский Прелесть Спасибо.
Реми де Керфадек: "Тампль" Где ты, время великих боев и крестовых походов? Где высокая цель, осененная братством Креста? Из небесных глубин Изливается синь Возле брошенных нами твердынь. Девять каменных плит в основании храма Господня, Девять рыцарей в белых плащах у начала начал. Девять адских кругов, Девять ангельских врат Привели нас в апостольский град. Кто сказал, что навеки потерян апостольский город? Кто сказал, что наветы сильнее, чем орден святой? Я не верю словам. Не разрушится храм, Пока бьется единое сердце, Что верит в него! Там, где жаром пылает небосвод, Где песок раскален, как Божий нерв, Мы, не зная сомнений, шли вперед, Не умея делить любовь и гнев, Облаченные в веру, как в доспех, Мы искали дорогу к небесам. Мы искали дорогу В наш единственный Храм...
Изабель де Монфор : Любимая собеседница мессира де Белема... Лора Московская - Шут Ночные тени окутали замок. Король с королевой спят уж давно, А в тронном зале, на плитах из камня Плачет о чем-то старенький шут. Плачь, шут, плачь... брызги водопада, Плачь, слезы на глазах. Плачь, шут, плачь... вспомни если надо Змеиную усмешку на устах. Грустный звон колокольчиков слышен, В пестрых одеждах смеха - печаль. Нелепо раскинув длинные ноги, Он свесил свой разноцветный колпак. Плачь, шут, плачь... счастье так недолго, Плачь, о том, что горе нам дарит боль. Плачь, ночная дорога... И смерть в конце нам дарит покой. Часы бьют двенадцать - точка отсчета. Все преходяще, чтоб что-то успеть: Сколько осталось до последнего вздоха: Час, два, год или век? Плачь, шут, плачь... ведь все проходит, Плачь, ничего не вернуть, Плачь, о том, что неизбежна разлука, Плачь, о рифме, пенящей кровь. А каждый день вокруг столько шума: Жестокие морды, издевательский оскал. И нечеловека ядовитая мудрость Тебе поможет в загадке зеркал. Плачь, шут, плачь... оплакивай радость, Грохот звучащих в голове слов. Плачь, горькая жалость... Молись, чтоб любовь сняла свой покров. Но завтра снова новая сцена. Разных героев маски кружат... Ты паяц, ты клоун - мишень на арене... Вечности звездной любимое дитя. Кричи, шут, кричи! Может быть поможет... Кричи, шут, кричи! Ты же сама жизнь! Ты вне реальности чужих эмоций... Кричи, шут, плачь и снова кричи...
Изабель де Монфор : Хотела разместить "Мастера..." но эта шутка для посвященных. Зачем тебе эти цвета... За днем опять наступит ночь. И наши мысли убегут Туда, куда укажет путь Наш искуситель грешных душ. В ночной тиши ты можешь все. По меньшей мере – вечный Бог. Ты сам себе судьба и рок День для тебя – тревожный сон. Но Зачем тебе эти цвета? Зачем тебе твоя мечта? Зачем бежишь ты как всегда В никуда! Ты лезешь за словом в карман И веришь в то, что будет свет. Уже примерно двадцать лет Рисуешь свой самообман. Там нет запретов и оков, И грусть уходит навсегда. Горит оплывшая свеча И сигаретный дым столбом. Но Зачем тебе эти цвета? Зачем тебе твоя мечта? Зачем бежишь ты как всегда В никуда! И, начиная новый день, Ты хочешь стать самим собой. Таким, каким ты был всю ночь, Но от тебя осталась тень. Ты из окна глядишь на мир, Боясь шагнуть под свод небес. В тебе сидит уставший бес И шепчет тихо: «Замолчи! Зачем тебе эти цвета? Зачем тебе твоя мечта? Зачем бежишь ты как всегда В никуда! В никуда! В никуда!». Все та же мадам Бочарова.
William De Bellem: Наш ответ чемберлену... Баллада об обручении, Лора Московская (перелил в 256-м качестве) Я вернулся сюда через ворох годин, Сам себе сюзерен, сам себе паладин, С поля битвы лишь я воротился домой, Не имеешь теперь власти ты надо мной. Я иду вслед за той, что прекраснее дня, Что в траве луговой обнимала меня. Тем, кто видел ее, нет дороги иной, Я пришел, чтоб сказать - я отныне не твой. Я пришел, чтобы знать, что я буду прощен, Ждет меня Госпожа, с нею я обручен, Слышишь крик воронья в почернелом лесу, - То невеста моя заточила косу. Битый птиц на песке росчерк алой крови, - То невеста в тоске пишет мне о любви. А шальная стрела у виска пропоет - То невеста меня на свидание ждет. Я пришел, чтоб сказать - я не твой с этих пор, Слово Чести верни, разорви договор, Поцелуй Госпожи мне отныне нести, Так не стой на пути, нет, не стой на пути! Видишь белых коней средь небесных седин, Много преданных ей, а избранник один. Очарованный ей, не укроюсь нигде, Кто ласкал ее след, тот погиб для людей. Ложе страсти не ждет, вот мой меч и броня, Тот, кто знает ее, оправдает меня...
Изабель де Монфор : Avec elle Oh! C'est passionnel Avec elle C'est consensuel C'est au-dela des mots Entre la chair et la peau On dirait qu'elle sort des jupes de sa maman On croirait qu'elle n'a jamais eu d'amant Mais mйfiez-vous de la femme-enfant Mйfiez-vous de ses quatorze and A cause d'elle On m'appelle criminel Criminel Ma cause est sans appel Ils vont m'emmener et ils vont m'enfermer Il vont me jeter au trou Ils vont m'accuser, ils vont m'accuser, ils vont me condamner Ils vont surement me rendre fou A cause d'elle Criminel Si tu mets ta bouche On m'appelle criminel Tout contre ma bouche Criminel Criminel Oh! Si tu me touches Ma cause est sans appel Je sors mes cartouches Mettez-moi derriиre les barreaux Que je reve encore a sa peau! Criminel Criminel Ton regard qui louche On m'appelle criminel Quand je suis sous la douche Criminel Criminel Tes mots qui font mouche Ma cause est sans appel Et qui m'effarouchent Son petit corps adolescent Pour vous n'a rien de bien troublant Vous ne voyez rien de pervers Dans son regard bleu-vert Rien d'une femme fatale Sous ses lиvres trop pales Tant pis pour vous Moi je l'avoue Qu'avec elle Criminel Si je mets ma bouche Oh! C'est passionnel Tout contre ta bouche Avec elle Criminel Oh! Si tu me touches C'est irrationnel Si sur moi tu te couches Que je reve encore a sa peau! Criminel Ton regard qui louche On m'appelle criminel Quand je suis sous la douche Criminel Criminel Tes mots qui font mouche Ma cause est sans appel Je n'suis pas si farouche Criminel Criminel Si tu mets ta bouche Si je pars avec elle Tout contre ma bouche Criminel Criminel Oh! Si tu me touches Si je dors avec elle Si sur moi tu te couches Criminel Si tu me touches
Ив де Бланшфор: ...про "пытку Лорой" это хорошо подмечено. Благодарю за Киплинга и Гумилёва... Ну и мои 5 копеек. Музика) Слушаем... http://www.wga.hu/music1/12_cent/anonymous_conductus.html К сожалению из 12 века она тут одна... http://www.wga.hu/music.html а здесь нужно выбрать MP3 и можно онлайн послушать 13,14,15,16,17,18.... если самопроизвольно затыкается, надо еще раз надавить "play"
Реми де Керфадек: Тамплиер, тамплиер, Мне твой крест в небесах солнце застит, Ты теперь всем пример, Все узнали, что быть тобой - счастье. И Моле будет рад, Что идея в веках не угасла, Все взыскуют обряд И хотят, как храмовник, ругаться. Все проклятье поют, Наизусть уже вызубрив ноты, Котты пачками шьют, Интересно - ну на фиг им котты? И глядят на восток - Вот откуда приходит прозренье, Словно тайный урок, Репетируют самосожженье. Как случиться могло, Чтобы так весь народ обезумел, Ведь не так уж давно Эльф под деревом мучился с лютней. А сейчас, как один, Pater Noster твердят по-латыни, Это Бог триедин, А вот авторов все же четыре. Все сползают с ума - Инквизиция, братцы, не шутит, И монахов орда Скоро к стенке поставит заблудших. Тамплиер победил Тайным знанием всех непокорных, Неужели один?.. Все, обижусь - уйду в эльфы к Нолдор! Как, противный собрат, Ты меня так поставил на тексты? Ватикан будет рад - Я готов провалиться на месте! Наш небесный колер Рыцарь свой завсегда угадает... Все кричали, что вор - А он просто не всем позволяет! (с) Джем
Изабель де Монфор : Почитала любезного мессира де Керфадека - и задумалась: как же мы забыли о вагантах?!!! ИЗ КЕМБРИДЖСКОЙ РУКОПИСИ СНЕЖНОЕ ДИТЯ Я расскажу вам, не шутя, рассказ про снежное дитя... Жила-была на свете баба - жена доверчивого шваба. Был этот шваб купцом, видать. Ему случалось покидать пределы города Констанца. Уедет - в доме смех да танцы. Муж далеко. Зато жена толпой гуляк окружена, ватагой странствующих мимов, шутов, вагантов, пилигримов. Ну, словом, благородный дом был превращен в сплошной Содом. Не удивительно, что вскоре, покуда муж болтался в море, раздулось брюхо у жены (тут объясненья не нужны), и, как велит закон природы, в урочный час случились роды, явился сын на белый свет... Но вот, закончивши торговлю, под обесчещенную кровлю из дальних странствий прибыл муж. Глядит: ребенок! Что за чушь?! "Откуда взялся сей мальчишка?!" Дрожит жена: "Теперь мне крышка". Но тут же, хитрости полна, Затараторила она: "Ах, обо мне не думай худо! Случилось истинное чудо, какого не было вовек: сей мальчик - снежный человек! Гуляла в Альпах я однажды и вдруг занемогла от жажды, взяла кусочек снега в рот - и вскоре стал расти живот. О, страх, о, ужас! Из-за льдышки я стала матерью мальчишки. Считай, что снег его зачал..." Супруг послушал, помолчал, а через два иль три годочка с собой взял в плаванье сыночка и, встретив первого купца, за талер продал сорванца. Потом вернулся он к супруге: "Мы были с мальчиком на юге, а там ужасный солнцепек. Вдруг вижу: парень-то потек и тут же превратился в лужу, чтоб ты... не изменяла мужу!" Сию историю должна запомнить всякая жена. Им, бабам, хитрости хватает, но снег всегда на солнце тает! ПЕСНЯ ПРО ЛГУНА Эй, слушай, старый, слушай, малый, рассказ про случай небывалый, что сделал зятем короля неисправимого враля. Воззвал король однажды с трона: "Любой, кто, не страшась закона, всех лучше врет у нас в краю, получит в жены дочь мою!" Одушевленный сим указом, шваб, даже не моргнувши глазом, пред королем заговорил: "Вчера я зайца подстрелил, его разделал на жаркое. И вдруг - о, дива! Что такое?! Гляжу и сам не верю: он по горло медом начинен. А вслед за тем из брюха зайца златые выкатились яйца, кольцо с брильянтами, алмаз и высочайший твой указ, где я наследником объявлен..." "Наглец! Ты был бы обезглавлен, - король в восторге заорал, - когда бы чуть поменьше врал! Но прекратим допрос дальнейший. Отныне ты мне друг первейший. Ты главный лжец у нас в краю! Бери-ка в жены дочь мою!" СВЯЩЕННИК И ВОЛК Эй, братцы! Навострите уши - хочу потешить ваши души, но есть особая изнанка у незатейливого шванка. Поп - деревенский сторожил - своих овечек сторожил, поскольку после каждой стрижки звенело у него в кубышке. Ах, как родных детей - отец, лелеял поп своих овец... Но вот несчастье! В том поселке внезапно появились волки и, не имеючи сердец, нещадно крали тех овец, что бы полакомится в чаще едой, что всяких лакомств слаще. Наш поп, обиженный судьбой, решил пресечь такой разбой, и в лес направился он прямо, чтоб ночью вырыть волчью яму. Свой замысел продумав тонко, он в яму поместил ягненка, и вот, знакомый чуя дух, волк на приманку в яму - бух! Явив завидную смекалку, поп длинную хватает палку, желая волку в глаз попасть: мол, мы тебя отучим красть! Но хитрый волк, сидевший в яме, своими острыми клыками вцепился в палку что есть сил и старца в яму затащил. Теперь, возьмите это в толк, их в яме двое: поп и волк. Священник, глядючи на волка, молитвы шепчет втихомолку. "Господь, - твердит он, заикаясь, - я пред тобой смирено каюсь, что, осквернив поповский сан, нещадно грабил прихожан. Я имя господа порочил, я людям головы морочил и, злее лютых обирал, сирот невинных обирал. Тобой подвергнутые мести, мы с волком здесь подохнем вместе. Яви же милосердья чудо и дай мне выбраться отсюда!" Всю ночь промаялся старик. Вдруг волк ему на шею - прыг и мигом выбрался на волю, осуществляя божью волю. Сбежалась вскорости толпа. Из ямы извлекли попа. Он с этих пор живет - не тужит и, чистый сердцем, богу служит. МОНАХ ИОАНН Спешу поведать вам сейчас мной в детстве слышанный рассказ. Но, чтоб он был усвоен вами, перескажу его стихами. Жил коротышка Иоанн. Монашеский он принял сан, и по пустыне, бодрым маршем, шагал он вместе с братом старшим. "Ах, мой любезный старший брат! Мирская жизнь - сплошной разврат! Мне не нужна еда и платье. Поддержка мне - одно распятье!" Резонно старший возразил: "Кем ты себя вообразил? Неужто истина, дружище, в отказе от питья и пищи?" "Нет, - отвечает Иоанн, - твои слова - самообман. Постом изматывая тело, мы совершаем божье дело!" Дав сей торжественный обет, в сутану ветхую одет, он с братом старшим распростился и дальше в странствия пустился. Подставив солнышку главу, он ел коренья и траву, стремясь достичь высокой цели... Так длилось более недели. На день десятый наш монах в конец от голода зачах и поспешил назад, к деревне, где брат его гулял в харчевне. Глухой полночною порой он стукнул в ставенку: "Открой! Твой брат несчастный - на пороге, и он вот-вот протянет ноги. Изнемогаю без жратвы!" Но старший брат сказал: "Увы! Для тех, кто ангелоподобны, мирские блюда несъедобны!" Монах скулит: "Хоть хлебца дай!" Хохочет брат: "Поголодай! В питье и пищи - проку мало, а здесь у нас - вино да сало!" Взмолился бедный Иоанн: "На что мне мой поповский сан! Пусть голодают херувимы, а людям есть необходимо!" Ну, тут его пустили в дом... Сказать, что сделалось потом? Монах объелся и упился и, захмелев, под стол свалился. А утром молвил Иоанн: "Нам хлеб насущный богом дан! Ах, из-за пагубной гордыни я брел голодным по пустыне! Попутал бес меня, видать! В еде - господня благодать! Видать, господь и в самом деле велит, чтоб пили мы и ели!" ЖАЛОБА ДЕВУШКИ Повеял утренний зефир, теплом обдав холодный мир. Запели птицы веселей в лиловом воздухе полей. В наш неуютный, хмурый край пришел веселый братец Май, пришел он, полный юных сил, и все вокруг преобразил. Надев цветастый свой камзол, он устелил цветами дол, одним касанием руки из почек выбив лепестки. Уже глухая глушь лесов звенит созвучьем голосов, и гимны слышатся окрест в честь женихов и в честь невест. Когда я слышу этот хор, когда я зрю цветов узор и пробужденье познаю, теснят рыданья грудь мою. Ужель весь век томиться мне с моей тоской наедине, приняв жестокий приговор?! И глух мой слух. И слеп мой взор. О разлюбезный братец Май! Спаси! Помилуй! Выручай! И, чудо-ключиком звеня, на волю выпусти меня! Здесь
Блямс: *Весело подмигнув* А это - Владимир Высоцкий! Сто сарацинов я убил во славу ей, Прекрасной даме посвятил я сто смертей. Но наш король, лукавый сир, Затеял рыцарский турнир... Я ненавижу всех известных королей! Вот мой соперник, рыцарь Круглого Стола. Чужую грудь мне под копье король послал. Но в сердце нежное ее Мое направлено копье... Мне наплевать на королевские дела! Герб на груди его - там плаха и петля, Но будет дырка там, как в днище корабля! Он самый первый фаворит, К нему король благоволит. Но мне сегодня наплевать на короля! Король сказал: "Он с вами справится шаля!" И пошутил: "Да будет пухом вам земля..." Я стану пищей для червей - Тогда он женится на ней... Прости мне бог, я презираю короля! Вот подан знак. Друг друга взглядом пепеля, Коней мы гоним, задыхаясь и пыля. Забрало поднято - изволь! Ах, как волнуется король... Но мне, ей-богу, наплевать на короля! Но вот всё кончено. Пусть отдохнут поля. Вот льется кровь его на стебли ковыля. Король от бешенства дрожит, Но мне она принадлежит! Мне так сегодня наплевать на короля! ...Нет, в замке счастливо мы не зажили с ней: Король в поход послал на сотни долгих дней... Не ждет меня мой идеал, Ведь он - король, а я - вассал, И рано, видимо, плевать на королей...
William De Bellem: Я спросил миндаль, что стоял в цвету - Что торопит нас наживать врагов? И негромко лист прошептал листу: "Вечная любовь, вечная любовь". Я спросил грозу, что пришла в сады - Что толкнуло друга предать обет? Гром захохотал над стеной воды: "Долгая любовь, только не к тебе". Я спросил у птиц по пути домой: Буду ли любим я хотя бы миг? Птицы оглянулись на голос мой И сказали: "Будешь, но не людьми". Я просил Того, кто придумал все: Грозы и миндаль, дождь и птичий крик - Посели меня в том краю земли, Что напоминает твой светлый лик! ...Ливень бил в лицо мне и тек рекой, И терял листву золотистый лес, И звучал мне голос из самых безд: "Такова земля. Не дано другой". * * * Заступу считать комья черноты. Мраморной плите сохранять свой блеск. За границей дня, за чертой небес Будешь только Ты, будешь только Ты. Здесь, любительская запись, битрейт 32. Если найду, перелью.
Реми де Керфадек: Михаил Щербаков * * * Вьюга замолчит. Заря окрасит шпилей сталь и камень стен дворца. Дама во дворце свечу погасит, возблагодарив за всё Творца. Тяжек переплёт ея псалтыри, в золото оправлены края. Тихо во дворце, покойно в мире от смиренномудрия ея. Двину дилижанс по той дороге, что, хотя и будучи длинна, к оному дворцу меня в итоге вывести, я думаю, должна. Но не напоят сады округи сладостным дыханьем сумрак мой, ибо, по замолкшей судя вьюге, дело будет, видимо, зимой. Впрочем, нужды нет, зимой ли, летом, снегом или мхом фронтон порос... Двери на замках, замки - с секретом... Бдительна ли стража, вот вопрос. Ну да ничего, вовнутрь проникну, может, караул не так глазаст. Если же и нет, то хоть окликну, что-нибудь да выкрикну, Бог даст. Выглянет она. Авось, понравлюсь. И уже ей, видимо, не спать. Даже если тотчас я отправлюсь этой же дорогою, но вспять. О, как заблестит тогда прекрасный взгляд её прощальный мне вослед! Впрочем, это тоже - факт неясный. Может, заблестит, а может, нет. Вон уже ограда, вон часовня, камень стен внушителен и нем. Только как же так? Я ей не ровня, что такое делаю? Зачем? Скачет по пятам луна-ищейка, эхом отдаётся мрак тугой. Мой ли это голос? Нет, он чей-то. Я ли это еду? Нет, другой.
полная версия страницы