Форум » Архивы посиделок в трактирах и у разбойничьих костров » Под звуки лютни » Ответить
Под звуки лютни
Бертран де Шалон: До этого мы "пели" прямо во флуде, но мне кажется есть смысл асоциативную поэзию выкладывать отдельно.
Рене Шанталь: Мой любимый Пьер де Ронсар Стансы Если мы во храм пойдем — Преклонясь пред алтарем, Мы свершим обряд смиренный, Ибо так велел закон Пилигримам всех времен Восхвалять творца вселенной. Если мы. в постель пойдем, Ночь мы в играх проведем, В ласках неги сокровенной, Ибо так велит закон Всем, кто молод и влюблен, Проводить досуг блаженный. Но как только захочу К твоему припасть плечу, Иль с груди совлечь покровы, Иль прильнуть к твоим губам,— Как монашка, всем мольбам Ты даешь отпор суровый. Для чего ж ты сберегла Нежность юного чела, Жар нетронутого тела? Чтоб женой Плутона стать, Чтоб Харону их отдать У Стигийского предела? Час пробьет, спасенья нет — Губ твоих поблекнет цвет, Ляжешь в землю ты сырую, И тогда я, мертвый сам, Не признаюсь мертвецам, Что любил тебя живую. Все, чем ныне ты горда, Все истлеет без следа — Щеки, лоб, глаза и губы, Только желтый череп твой Глянет страшной наготой И в гробу оскалит зубы. Так живи, пока жива, Дай любви ее права, — Но глаза твои так строги! Ты с досады б умерла, Если б только поняла, Что теряют недотроги. О, постай, о, подожди! Я умру, не уходи! Ты, как лань, бежишь тревожно... О, позволь руке скользнуть На твою нагую грудь Иль пониже, если можно! *** Из книги "Любовь к Мари" Когда лихой боец, предчувствующий старость, Мечом изведавший мечей враждебных ярость, Не раз проливший кровь, изрубленный в бою За веру, короля и родину свою, Увидит, что монарх, признательный когда-то, В дни мирные забыл отважного солдата,— Безмерно раздражен обидою такой, Он в свой пустынный дом уходит на покой, И, грустно думая, что обойден наградой, Исполнен горечью и гневом и досадой, И негодует он, и, руки ввысь воздев, На оскорбителя зовет господень гнев, И, друга повстречав, на все лады клянется, Что королю служить вовеки не вернется, Но только возвестит гремящая труба, Что снова близится кровавая борьба, — Он, забывая гнев, копью врага навстречу, Как встарь, кидается в губительную сечу.
Рене Шанталь: Агриппа д'Обинье К КОРОЛЮ Ваш пес в опале, сир. Под ним холодный пол, А некогда он спал сладчайшим сном в постели. Он преданность свою вам выказал на деле, Среди придворных он предателей нашел. На вашей службе он вынослив был, как вол, И перед ним враги от ужаса немели. Теперь он бит, его не кормят по неделе. Неблагодарность, сир, горчайшее из зол. За ловкость, молодость вы так его любили. Теперь же он презрен. Уже другие в силе. Коварством, злобой он теперь терпим едва. Он брошен. Перед ним все двери вдруг закрыты. Вы травите его, но знайте, фавориты: За верность плата всем, всем будет такова.
Годфруа Вандомский: О подвигах графа Бодуэна. Это событие, как и то, о котором писал я ранее, Произошло в мае 1211 года в Окситании. У славного графа Раймона Тулузского был младший брат, В чем ни тот и ни этот был совершенно не виноват. Некоторое время назад оный брат приехал из Иль-де-Франса, Что, понятное дело, не давало ему ни малейшего шанса. Но природное благодушие тулузского графа Раймона Побудило его отнестись к таковой оказии вполне благосклонно, И, поскольку южное гостеприимство искони таково, Он потребовал никак не более двадцати справок, подтверждающих пресловутое родство. У Бодуэна же совершенно случайно нашлись необходимые бумаги, скрепленные печатью, И внимательно изучив их, Раймон тотчас же распростер ему братские объятья, И – что между родными братьями нимало не странно - Поручил ему защиту одной из своих крепостей, а именно Монферрана. И Бодуэн защищал таковую весьма эффективно - до тех пор Пока к воротам не подошел с армией крестоносцев граф Симон де Монфор. Бодуэн же, знаток как военной стратегии, так и тактики, Понимал, что сложно защищать крепость, если ее осаждают на практике, И когда он опробовал это неблагодарное дело, То оно отчего-то очень быстро ему надоело. И, приняв единственно верное решение и о благе города ратуя, Он отписал графу де Монфору и отправил к нему глашатая, В письме же говорилось, что ежели город вам и вправду нужен, То я охотно вам его уступлю, а заодно приглашаю вас на ужин. Ужин прошел в теплой и дружественной атмосфере, Засим Монферран в итоге не понес существенной потери. А в ходе трапезы, где-то между восьмым и девятым бокалом Бодуэн поклялся Монфору в верности и объявил себя его вассалом. Это было исключительно мудрое и трезвое решение, И в общем и целом стороны во всем достигли полюбовного соглашения. Монфор же в знак приязни немедленно даровал ему крепость Монкук (Которую давно мечтал сбыть каким-нибудь образом с рук). Наутро же Бодуэн отбыл поделиться радостью с братом родимым, И – что самое удивительное – вернулся из поездки целым и невредимым,Однако в повадках Бодуэна были отныне заметны следы некоторой меланхолии, И современники отмечают, что к брату он отчего-то не ездил более, А повстречался с ним снова лишь пред своей безвременной кончиной, Каковая встреча и послужила этому прискорбному событию причиной. А в заключение скажу, что подробности данного эпизода Демонстрируют преимущества гибкости ума и нешаблонного подхода, Ибо сохранить и доверенную крепость, и голову – вдвойне ценно, Что наглядно иллюстрирует пример отважного Бодуэна. (c) ЖЖ юзер dvornyagka
Фулк Кавергем: Посвящение Ричарду Львиное Сердце Король с островов за проливом - В руке и во взгляде - металл. Ты честь охраняешь ревниво, А родину, вот, потерял... Ты сам мчишься в битву рискованно, Твой конный "кулак" знаменит, Но сеткой кольчужной окована, Под гнетом земля не родит. Мчишь по седой земле, Сея вокруг пожар, А о родной стране Помнишь ли ты, Ришар? Помнишь ли ты, Ришар?.. Презрел ты и стены высокие, И тяжесть австрийских оков, Способны на это немногие - Лишь волки из рода волков. И твой аппетит не испорчен, Хоть с виселиц тенятся вонь, А кто будет нынче проглочен - Бургундия или Гасконь? Мчишь по седой земле, Сея вокруг пожар, А о родной стране Помнишь ли ты, Ришар? Помнишь ли ты, Ришар?.. В твоих безумных снах лишь вихрь пустынь И топот по мосту стальных подков, Но иногда мелькнет и Темзы синь, И шепот дуврских меловых холмов. В Святой Земле воевал ты И что же привез ты с собой? - Лишь пару рубцов, а солдаты Болезней неведомых рой. Когда же придет твое время, Ты, верно, заранее решил, Погибнуть легко и нелепо И также бесцельно, как жил... Мчишь по седой земле, Сея вокруг пожар, А о родной стране Помнишь ли ты, Ришар? Помнишь ли ты, Ришар?.. (c) Крыс
Годфруа Вандомский: Трубит рожок, из ножен вырван меч, Суд Божий будет короток и страшен… Жизнь или смерть, исход не так уж важен, Важнее честь от нечестии сберечь… Вперед! Не стоит уповать на речь, Пока Ваш кружев кровью не окрашен, И враг ударом не обезображен, Высокой речью лучше пренебречь… Она придется ко двору потом, Чтоб послужить счастливчику щитом, Незримым для вскипающего взгляда… Трубит рожок, его услышан зов Герольдами поверженных веков, Не верившими в превосходство яда… (c) ostih
Годфруа Вандомский: А вот почти про Бомона и Белема ) Целую перекрестие меча, Я обречен на гибель дамой сердца… В ее руке зажженная свеча, Но молится она за иноверца… Ему уже победа отдана За несколько минут до поединка… Ах, как моя изменница бледна! Как трогательно катится слезинка… Пора, сигналы трубы подают, Надежды в прошлом, впереди - забава… Меня с завидной легкостью убьют, И госпожа убийце крикнет - Браво! Ну что ж, роптать не стану на Судьбу, Всевышний нам определяет сроки И жалует отметиной на лбу… За скрытые и явные пороки… Целую перекрестие меча!
William De Bellem: * поперхнулся * - Вы уверены, что на лбу, а не на щеке?
Годфруа Вандомский: William De Bellem пишет: - Вы уверены, что на лбу, а не на щеке? *очень глубоко задумался, а на какой собственно части головы у мужчин выростают рога*
Реми де Керфадек: Сергей БЕХТЕЕВ К рыцарям без страха и упрека Mon Dieu, Mon roi, ma Dame Наш девиз Бьет наш последний, Двенадцатый час! Слышите голос, сзывающий нас, Голос забытый, но голос родной, Близкий, знакомый и нам дорогой. Слышите вы этот властный призыв Слиться в единый, могучий порыв, В грозную тучу крылатых орлов, Страшных для наших исконных врагов. Рыцари чести и долга, вперед! Гибнет отечество, гибнет народ, Стонет под гнетом родная земля, Стонут и плачут леса и поля! Время не терпит, страданье не ждет, Вождь Венценосный вас громко зовет В даль роковую, кровавую даль, Где притаилась людская печаль... Взденьте кольчуги, возьмите булат, Крест начертите на золоте лат. К битве священной готовясь скорей, Смело седлайте ретивых коней! Время не терпит, страданье не ждет, Гибнет отечество, гибнет народ, Гибнут святыни родных очагов В яростном стане кровавых врагов. Рыцари чести и долга, вперед! Голос Державный нас снова зовет В грозный, великий Крестовый поход. Рыцари чести и долга - вперед!
Реми де Керфадек: Веселый рыцарь Юджин Грусть Знал много песен наизусть – Он сочинял и пел их на досуге. Он воспевал друзей, их дам, Взывая к чувствам и сердцам, Он пел: «Люблю вас всех друзья-подруги». Ржавел затвор больших ворот, Открытых настежь круглый год И недостатка не было в забавах. Ломился замок от гостей, Утех веселых и страстей, И пели соловьи окрест в дубравах. Зеленых трав у тех ворот В помине не было уж с год: Топтали их усердно каблуками, Те, кто к столу не поспевал, Кто у ворот лишь танцевал, Прихлопывая песням в такт руками. И вот однажды Юджин Грусть, Наполнив кубок, вскрикнул: «Пусть Молвою лишь полны мои карманы… Я весел, пьян, со мной друзья, Что можно знаю, что нельзя, Живу без злобы я и без обмана! (c) Юджин
Эльфрида: Владимир Высоцкий - Про любовь в Средние века Сто сарацинов я убил во славу ей - Прекрасной даме посвятил я сто смертей, - Но наш король - лукавый сир - затеял рыцарский турнир, - Я ненавижу всех известных королей! Вот мой соперник - рыцарь Круглого стола, - Чужую грудь мне под копье король послал. Но - в сердце нежное ее мое направлено копье, - Мне наплевать на королевские дела! Герб на груди его - там плаха и петля, Но будет дырка там, как в днище корабля. Он - самый первый фаворит, к нему король благоволит, - Но мне сегодня наплевать на короля! Король сказал: "Он с вами справится шаля! - И пошутил: - Пусть будет пухом вам земля!" Я буду пищей для червей - тогда он женится на ней, - Простит мне бог, я презираю короля! Вот подан знак - друг друга взглядом пепеля, Коней мы гоним, задыхаясь и пыля. Забрало поднято - изволь! Ах, как волнуется король!.. Но мне, ей-богу, наплевать на короля! Ну вот все кончено - пусть отдохнут поля, - Вот льется кровь его на стебли ковыля. Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит - Мне так сегодня наплевать на короля! ...Но в замке счастливо мы не пожили с ней: Король в поход послал на сотни долгих дней, - Не ждет меня мой идеал, ведь он - король, а я - вассал, - И рано, видимо, плевать на королей! 1969
William De Bellem: Нашел несколько французских песенок. Les croisades Quelle folie ces croisades qui au nom d’un même Dieu Ont engendré la mort et la désolation. Quelle folie le massacre de tous ces malheureux Pour une absurde et simple histoire de religion. Vingt milles paysans avec femmes et enfants Et autres condamnés espérant le pardon Suivent avec enthousiasme leur guide Pierre l’Ermite. Ils seront massacrés par Kilij le Sultan Les survivants, trois mille, rejoindront les barons, Aux fanatismes religieux point de limite. Après un dur combat, la ville de Maara Obtient de Bohémond la grâce des habitants, Mais à l’aube commence l’incroyable folie. On grille des enfants comme de simples verrats, On cuit dans des marmites leurs malheureux parents Que des croisés dévorent avec bon appétit. Jérusalem victime de la folie des hommes Est noyée dans le sang et des amoncell’ments De pieds de mains de têtes s’éparpillent dans la ville. Les fiers preux chevaliers chantent le Te Deum Après cette barbarie, sans le moindre tourment ; Alors, bien rassasiés, les héros volent et pillent. Quelle folie ces croisades qui au nom d’un même Dieu Ont engendré la mort et la désolation. Quelle folie le massacre de tous ces malheureux Pour une absurde et simple histoire de religion. *** Merci mon bon Seigneur! Je suis un laboureur Toujours de bonne humeur, Je travaille de bon cœur Pour mon gentil seigneur. Quand de cruels brigands Rôdent autour du hameau Je vais rapidement Me cacher au château. Mon seigneur est si bon, Qu’à la moindre menace Il offre sa protection Bien sûr très efficace. Une telle philanthropie Est si rare de nos jours, Il a notre sympathie Il faut dire en retour. Je suis un laboureur Toujours de bonne humeur, Je travaille de bon cœur Pour mon gentil seigneur. Avant que je marie Barberine, ma promise, Il la couche dans son lit, Sans fichu, sans chemise. C’est le droit de cuissage Réservé uniqu’ment A ces hauts personnages, Point avares de leur temps. Il me demande parfois Quelques petites corvées, C’est pour moi une joie, Pourquoi donc s’en priver. Je suis un laboureur Toujours de bonne humeur, Je travaille de bon cœur Pour mon gentil seigneur. Je paie pour le moulin, Je paie pour le pressoir, Je paie pour cuire mon pain, Je paie c’est mon devoir. J’entretiens les chemins Et puis la forteresse, Je trime soir et matin, Sauf dimanche, jour de messe. Et puis si je proteste, Au gibet on m’accroche, Adieu la vie céleste, J’me balance comme une cloche. Je suis un laboureur Toujours de bonne humeur, Je travaille de bon cœur Pour mon gentil seigneur. *** немного не ко времени, но зато упоминаются гопода рыцари храма. Maudit roi maudit Il a besoin d’argent de poche, Le maudit roi Philippe le Bel, Alors il commet un truc moche Au lieu de taper sire Mutuel. Pourtant c’est un garçon gentil, Aimable avec le subalterne Et qui suscite que sympathie Autour de lui, tous se prosternent. Maudit roi maudit Signe la tragédie Avec perfidie Des templiers. Maudit roi maudit Diffame et médit, Triste comédie, Pauv’e chevalier ! En terre sainte le temple est né Après la première des croisades, Son turbin c’est de protéger Les pèlerins en cavalcade. Manteaux blancs et jolie croix rouge, Un look forcément très tendance, Les templiers bataillent, se bougent, Sans la moindre des défaillances. Maudit roi maudit Signe la tragédie Avec perfidie Des templiers ! Maudit roi maudit Diffame et médit, Triste comédie, Pauv’e chevalier ! Mais ils prennent un peu trop de place, Quinze milles hommes c’est un peu beaucoup, En plus ils sont tous plein aux as, Ça fait forcément des jaloux. Le très grand maître Jacques de Molay N’a certes pas inventé l’eau tiède Et son comportement déplaît Au roi que le trésor obsède. Maudit roi maudit Signe la tragédie Avec perfidie Des templiers ! Maudit roi maudit Diffame et médit, Triste comédie, Pauv’e chevalier ! Les templiers sont arrêtés; Interrogés sous la torture Ils avouent le plus grave péché, La sodomie, ah les ordures. On allume le grand barbecue Pour rôtir ces vilains pervers, Le grand maître n’a pas survécu, Procès inique et flammes d’enfer. Maudit roi maudit Signe la tragédie Avec perfidie Des templiers ! Maudit roi maudit Diffame et médit, Triste comédie, Pauv’e chevalier ! Mais avant de s’réduire en cendre Jacquot lance sa malédiction, Des comptes à Dieu vous allez rendre Qu’il hurle tout en excitation. Le pape meurt d’un rhume de boyaux Et Philippe se tue à cheval, Sa famille finit en lambeaux, La malédiction est fatale.
Бертран де Шалон: «Восемь писем» (для Принца на Белом Коне) 1. Ваше Высочество, делаю, как мы условились - В выбранный час поджидаю на небе звезду. Знаю, что Вы больше года к походу готовились. Ваше Высочество, верю, надеюсь и жду! 2. Ваше Высочество, с молью борюсь за приданое, А вместо лестницы скинуть могу Вам косу. Наша звезда, отчего-то, сегодня туманная. Выйду размяться - Дракона чуток попасу. 3. Ваше Высочество, змей досаждает намёками, Что Вашей «прыти» причина скрывается в нём. Тихо лелею мечту увидать, как под окнами Змея потопчете Вы своим Белым Конём. 4. Ваше Высочество, змей прямо со смеху катится, Коли обмолвлюсь про Ваши отвагу и честь. Моль принялась уже за подвенечное платьице. Ваше Высочество! Совесть, вообще, у Вас есть? 5. Ваше Высочество, может быть Вы - безлошадное? Вашей неявки упорно ищу я предлог. А у Дракона дыхание вовсе не смрадное. Он, словно пёс, вечерами ложится у ног… 6. …он говорит (и я, кажется, верю чудовищу) В жизни главенствует подлости вечный закон - Принцы не знают, как правило, цену сокровищу, Цену сокровищу ведает только Дракон. 7. …наша звезда потускнела и, будто, качается. В свете её остаётся дорога пуста. Только Дракон не даёт мне вконец уж отчаяться. Мудрый и верный, он принцам иным не чета. 8. Принц, нынче мне целовать Вас по-сестрински хочется. Благословляю окольные Ваши пути. Я полюбила Дракона! О, Ваше Высочество, Чтоб Вам… такое же счастье навек обрести! (с) Сестра Риммовна
Роджер де Квинси: Немного стихотворений, на которых я в последнее время просто "повернут". Очень атмосферно. Генри Лайон Олди (2 экз.)) Мне снился сон. Я был мечом. В металл холодный заточен, Я этому не удивлялся. Как будто был здесь ни при чем. Мне снился сон. Я был мечом. Взлетая над чужим плечом, Я равнодушно опускался. Я был на это обречен. Мне снился сон. Я был мечом. Людей судьей и палачом. В короткой жизни человека Я был последнею свечой. В сплетеньи помыслов и судеб Незыблем оставался я. Как то, что было, есть и будет, Как столп опорный бытия. Глупец! Гордыней увлечен, Чего хотел, мечтал о чем?!. Я был наказан за гордыню. ...Мне снился сон. Я БЫЛ мечом.
Роджер де Квинси: Изгибом клинка полыхая в ночи, Затравленный месяц кричит. Во тьме -- ни звезды, и в домах -- ни свечи, И в скважины вбиты ключи. В домах -- ни свечи, и в душе -- ни луча, И сердце забыло науку прощать, И врезана в руку ножом палача Браслетов последних печать. Забывшие меру добра или зла, Мы больше не пишем баллад. Покрыла и души, и мозг, и тела Костров отгоревших зола. В золе -- ни угля, и в душе -- ни луча, И сердце забыло науку прощать, И совесть шипит на углях, как моча, Струясь между крыльев плаща. Подставить скулу под удар сапогом, Прощать закадычных врагов. Смиренье, как море, в нем нет берегов -- Мы вышли на берег другой. В душе -- темнота, и в конце -- темнота, И больше не надо прощать ни черта, И истина эта мудра и проста, Как вспышка ножа у хребта.
Роджер де Квинси: Я -- призрак забытого замка. Хранитель закрытого зала. На мраморе плит, испещренном запекшейся кровью, Храню я остатки былого, Останки былого. Когда-то я пел в этом замке. И зал в изумлении замер. А там, у парадных ковровых -- проклятых! -- покоев Стояла хозяйка, Стояло в глазах беспокойство. Я -- призрак забытого замка. Но память мне не отказала. И дрожь Ваших губ, и дрожание шелка на пяльцах Врезались звенящей струною В подушечки пальцев. Вы помните, леди, хоть что-то? Задернута жизнь, словно штора. Я адом отвергнут, мне райские кущи не светят, Я -- призрак, я -- тень, Наважденье, За все я в ответе. В прошедшем не призраку рыться. Ваш муж -- да, конечно, он рыцарь. Разрублены свечи, на плитах вино ли, роса ли... Над телом барона Убийцу казнили вассалы. Теперь с Вашим мужем мы -- ровня. Встречаясь под этою кровлей, Былые враги, мы немало друг другу сказали, Но Вас, моя леди, Давно уже нет в этом зале. Мы -- двое мужчин Вашей жизни. Мы были, а Вы еще живы. Мы только пред Вами когда-то склоняли колени, И в ночь нашей встречи Вас мучит бессонница, леди! Вокруг Вашей смятой постели Поют и сражаются тени, И струны звенят, и доспехи звенят под мечами... Пусть Бог Вас простит, Наша леди, А мы Вас прощаем.
Роджер де Квинси: Увы, чудес на свете не бывает. На скептицизма аутодафе Сгорает вера в злых и добрых фей, А пламя все горит, не убывает. И мы давно не видим миражи, Уверовав в своих удобных креслах В непогрешимость мудрого прогресса И соловья по нотам разложив. Но вот оно приходит ниоткуда, И всем забытым переполнен кубок: Любовь, дорога, море, паруса... Боясь шагнуть с привычного порога, Ты перед ним стоишь, как перед Богом, И все-таки не веришь в чудеса.
Эдит де Клер: СТАЛЬ И СТЕКЛО Тот век погиб давно тому назад, Когда считалась сталь всеобщей мерой, Она одна, без контраргументов, Показывала вещи все, как есть. А в наши годы - смотрятся в стекло, В его кристально - храбро - ярком блеске Всё выглядит гораздо лучше чем... Обманутые хитрым отраженьем... Всё - кажется и кажимостью лжёт! Вот почему, поверь мне, Господин, Раскаянье - от благосостоянья, Король от власти собственной бежит, Нет у господ той прежней доброй воли, А рыцарство кусок наследный ест. Дворяне превращаются в торговцев. Крестьянин нищ. И мастер тоже нищ. Священник - трус, никем не уважаем. Мирянин жив движением пороков. Придворные жиреют в урожай. У офицеров дети без наследства. Солдаты голодают у креста. Юристы приторговывают смертью. Купцы взлетают вверх и канут вниз. Гуляки вырастают похвальбою. Что ни весёлый гость, то приживала. Развратницы вращаются как леди, А праведницы прячутся в тени. ностальгирующий George Gascoigne (1534 -1577) The Steel Glass That age is dead and vanished long ago Which thought that steel both trusty was and true And needed not a foil of contraries But showed all things even as they were indeed. Instead whereof our curious years can find The crystal glass which glimseth brave and bright And shows the thing much better than it is, Beguiled with foils of sundry subtle sights So that they seemed and cover not to be. This is the cause, believe me now my Lord, That realms do rue from high prosperity, That kings decline from princely government, That Lords do lack their ancestors’ good will, That knights consume their patrimonies still, That gentlemen do make the merchant rise, That ploughmen beg and craftsmen cannot thrive, That clergy quails and hath small reverence, That laymen live by moving mischief still, That courtiers thrive at latter Lammas day, That officers can scarce enrich their heirs, That soldiers starve or preach at Tyburn cross, That lawyers buy and purchase deadly hate, That merchants climb and fall again as fast, That roisters brag above their betters’ room, That sycophants are counted jolly guests, That Lais leads a lady’s life aloft, And Lucrece lurks with sober bashful grace.
Годфруа Вандомский: Очередной креатив из ЖЖ В густом лесу в тени развесистого дуба Меч точит Робин, улыбаясь белозубо. Шериф намедни все приметы душегуба Велел в округе ежедневно оглашать. Вдали разносятся стенания аббата – Хоть удаляются и слышно плоховато, Но суть ясна: его – шерифовского брата! Мерзавцы! Изверги! – ограбили опять. Пусть он жалеет, что не взял с собою Гая, Картина вряд ли б и тогда была другая. И братец Тук, их двух задумчиво ругая, Вилланам золото аббата раздает. В лесу истории подобные нередки: Здесь много ездят, а стрелки довольно метки. Аллан э’Дейл в плаще разбойничьей расцветки Сидит на ветке и так поет: «Предусмотрительность при выборе дороги Вам и финансы, и покой спасет в итоге, Поскольку трудно сохранить их в диалоге, Когда свернули вы, решив, что путь далек На тропку в Шервуде, чтоб путь спрямить, однако Вдруг чей-то голос окликает вас из мрака И, неучтиво предложив: «Стоять, собака!», Дает вам выбор: «Жизнь иль кошелек!»
William De Bellem: Убрал последнее четверостишие. В остальном... Она была чиста, как снег зимой. В грязь соболя! Иди по ним — по праву... Но вот мне руки жжёт ея письмо — Я узнаю мучительную правду... Не ведал я: смиренье — только маска, И маскарад закончится сейчас. Да, в этот раз я потерпел фиаско — Надеюсь, это был последний раз. Подумал я: дни сочтены мои. Дурная кровь в мои проникла вены: Я сжал письмо, как голову змеи, — Сквозь пальцы просочился яд измены. Не ведать мне страданий и агоний, Мне встречный ветер слёзы оботрёт, Моих коней обида не нагонит, Моих следов метель не заметёт. Итак, я оставляю позади Под этим серым, неприятным небом Дурман фиалок, наготу гвоздик И слёзы вперемешку с талым снегом...
полная версия страницы